История, которую мы не знали
Кузнецов Игорь
Возвращение памяти - «Красная кровь»
Каплан… Произнеся это имя, каждый из нас видит одно и то же: сцену из кинофильма тридцатых годов. Страшная, оскаленная, вся в черном, с растрепанными волосами, схваченная за руки негодующими рабочими, — и у ее ног, на брусчатке, вождь, истекающий кровью, но произносящий властно и твердо: “Спокойствие, товарищи! Держитесь организованно!” В сороковые — пятидесятые имя Каплан было синонимом борьбы с космополитизмом; в шестидесятые — семидесятые — персонажем анекдотов про Ильича; в последнее десятилетие — это одна из самых привлекательных фигур “проклятого прошлого”…
Фальшивый паспорт
На допросе у наркома юстиции Д.И.Курского вечером 30 августа 1918 года наша героиня показала: “Я, Фанни Ефимовна Каплан, жила до 16 лет по фамилии Ройдман. Родилась в Волынской губернии, уезда не помню. Отец мой был еврейский учитель. Теперь вся моя семья уехала в Америку”. Той же ночью, давая показания заместителю председателя ВЧК Я.Петерсу, Каплан сообщила, что “под этой фамилией жила с 1906 года”.
В подавляющем большинстве хрестоматийных мемуарных источников и статей она именуется либо Каплан, либо Ройдман (иногда последняя фамилия сокращается до Ройд). И лишь в очень редкой книге — сборнике “На женской каторге”, выпушенном под редакцией Веры Фигнер в 1930 году, помещен небольшой некролог, в котором зафиксировано: “Ройтблат-Каплан Фейга Хаимовна (по статейному списку Нерчинской каторги, а из письма ее отца видно, что его звали Файвель) родилась в 1888 году, еврейка, по профессии белошвейка, образование домашнее. Арестована в Киеве как анархистка-коммунистка при взрыве бомб, которые она перевозила. Приговорена в Киеве военно-полевым судом 30 декабря 1906 года к бессрочной каторге. Каторгу отбывала в Мальцевской и Акатуйской тюрьмах. В тюрьме лишилась зрения. Позднее под действием электризации зрение частично возвратилось. По царскому манифесту 1913 года срок каторги сокращен до 20 лет. Освобождена Февральской революцией 1917 года. Расстреляна в сентябре 1918 года за покушение на В.И.Ленина”.
Итак, наиболее вероятной фамилией Фанни-Фейги Ефимовны-Файвелевны следует считать Ройтблат. Подлинность этой фамилии можно, впрочем, проверить лишь при помощи метрической записи. Но для этого требуется установить точное время и место ее рождения. Увы, по –документам Департамента полиции это сделать сложно.
Среди материалов дела Особого отдела Департамента “Анархисты. По Киевской губ.” Есть рапорт киевского губернатора П.Г.Курлова от 23 декабря 1906 года: “Киевский полицмейстер донес мне, что 22 сего Декабря, в 7 часов вечера, по Волошской улице на Подоле, в доме № 9, в одном из номеров 1-й купеческой гостиницы произошел сильный взрыв. Из номера выскочили мужчина и женщина и бросились на улицу, но здесь женщина была задержана собравшейся публикой и городовым Плосского участка Брагинским, а мужчина скрылся. При обыске у задержанной женщины найден револьвер, “браунинг”, заряженный 8-ю боевыми патронами, паспорт на имя Фейги Хаимовны Каплан, девицы, 19 лет, модистки, выданный Речицким Городским Старостою Минской губернии 16 сентября 1906 года за № 190, а также чистый бланк паспортной книжки, обложка которого испачкана свежей кровью…”
Судя по всему, паспорт, с которым террористка приехала в Киев и поселилась в гостинице, был фальшивым. Не исключено, что он был одолжен Ройтблат у эсерки Фани Каплан — реальной фигуры, проходившей по одному из дел Минского губернского жандармского управления в 1907 году.
“Нехорошая квартира” и “Крымская обитель”
3 марта 1917 года начальник Акатуевской тюрьмы сообщил политкаторжанкам о распоряжении нового министра юстиции А.Ф.Керенского освободить из-под стражи бессрочниц Биценко, Измайлович, Спиридонову, Терентьеву, Ройтблат и нескольких долгосрочниц. Они уезжали в арестантских халатах (другой одежды не было) на пяти тройках, увозя с собой книги и личные вещи. Перед самым отъездом сходили поклониться могиле декабриста Лунина. Почти повсюду на их пути до Читы каторжный караван встречали ликующие толпы народа…
Дом № 10 по Большой Садовой хорощо знаком москвичам: старожилам — как “дом Пигит”, нашим современникам — как “дом Булгакова”. Построил его владелец табачной фабрики “Дукат”, занимавший в доме, носящем его имя, бельэтаж. Здесь снимали студии художники П.Кончаловский и Г.Якулов. Здесь произошло знакомство Сергея Есенина с Айседорой Дункан. Зимой 1922/23 года в доме поселился Михаил Булгаков. Именно здесь, в квартире № 5, у своей подруги по каторге, родственницы домовладельца, в апреле 1917 года остановилась наша героиня.
Из первопрестольной она отправилась подлечиться и отдохнуть на юг, в Дом каторжан в Евпатории. Над ним шефствовали местные организации социалистических партий. Иногда обитатели Дома каторжан посещали рабочие митинги и собрания, присутствовали на заседаниях местного Совета. Летом 1917-го “Крымскую обитель” залихорадило от противоречивых известий о событиях в Петрограде. Ф.Ройтблат была одной из немногих, кто безоговорочно поддерживал политику Временного правительства.
В жизнеописании близкой знакомой Каплан Фаины Стаевской, составленном ее мужем Виктором Еремеевичем Баранченко (1892—1980) — до революции анархистом, с 1918 года — коммунистом, членом коллегии Крымской ЧК, а затем “красным директором” сказано: “Большеглазая, пышно причесанная, она мало похожа была на общеизвестный тип нигилистки. Ее можно было принимать за раздобревшую акушерку, фельдшерицу… Нечего греха таить, во многих случаях дружбы перерастали тут, в знойной Евпатории, в нечто большее. От некоторых старых политкаторжан беременели молодые мартовские социалистки… Иные из таких связей вскоре проходили, а другие перерастали в прочные узы на всю жизнь. Был тут роман такой и у подслеповатой Ройтблат”. Имя ее избранника в тексте не сообщено — однако легко угадывается.
Дело в том, что помимо мемуаров сохранился еще один рассказ Баранченко в литературной записи Семена Резника, который работал в 60-е годы редактором серии “Жизнь замечательных людей”: “Дмитрий Ильич был выпивоха и весельчак. Баранченко не раз помогал ему выбираться из винных погребков, в которых Дмитрий Ильич так накачивался крымским вином, что выбраться оттуда без посторонней помощи ему удавалось далеко не всегда. Дмитрий Ильич любил ухаживать за хорошенькими женщинами. Особое внимание он оказывал Фанни Каплан, которая была очень красива и пользовалась успехом у мужчин”.
Именно военварч Дмитрий Ильич Ульянов, младший брат Ленина, рекомендовал Каплан поехать в Харьков к известному офтальмологу Л.Л.Гиршману, о котором шла молва, как о настоящем кудеснике. А.Ф.Кони, к примеру, писал, что, “наряду с блестящим офтальмологическим диагнозом и продуманным прогнозом, у Гиршмана шло участливое, почти нежное отношение к душе пациента…” Есть свидетельства того, что Гиршман был почитателем Зигмунда Фрейда.
Что творилось с душой Фейги в Харькове — загадка. Но загадка, возможно, разрешимая.
Ее “символ веры”
Известие об октябрьском перевороте Каплан восприняла отрицательно. Но особенно потрясли ее воображение кровавые расправы с офицерами и “буржуями” (“Варфоломеевская ночь” в Севастополе и другие) зимой 1918 года. Не мог не возмутить ее и разгон “Учредилки”.
Замечательный разговор произошел в феврале 1922 года между членом ЦК партии эсеров Д.Д.Донским и левой эсеркой Бертой Бабиной в Бутырской тюрьме.
— Скажите мне, как могло случиться, что эсерка Фанни Каплан по заданию ЦК пошла убивать Ленина?
— Вы так уверены, что Каплан была эсеркой?
— Но ведь об этом писали и пишут все газеты, и наши, и зарубежные… И говорят на каждом перекрестке!
— Так вот, милочка, прежде всего установим: никогла Фанни Каплан не была членом нашей партии… Ни на каторге, ни позднее ее среди нас не было, и вообще, почти никто, кроме каторжан-акатуйцев, ее не знал. Это первое обстоятельство. Теперь второе. Она действительно приходила к нам, и именно ко мне лично, с предложением послать ее убить Ленина… Помню, похлопал я ее по плечу и сказал ей: “Пойди-ка проспись, милая! Он — не Марат, а ты — не Шарлотта Корде… Ты попала не по адресу. Даю добрый совет — выкинь это все из головы и никому больше о том не рассказывай!” Ну, потом, как вам известно, она, к великому несчастью, все же привела свой безумный план в исполнение и тем немало нам навредила!..
— Как? — ответил он на мой безмолвный вопрос. — Очень просто! Собрала юнцов, таких же психопатов, как сама! Оружие, как вы знаете, добыть в то время было проще простого. А свалили все это на нас — так легче расправляться с теми, кто не угоден. Как видите, сидим вот…”
Наиболее вероятен факт возникновения самостоятельной немногочисленной группы во главе с Ф.Каплан и Владимиром Рудзиевским, бывшим до революции помощником делопроизводителя Московской Ссудной казны (казенного ломбарда). Из других участников заговора известны имена эсера П.Пелевина, который отдыхал вместе с Ройтблат в Евпатории, и эсерствующий же певицы Маруси (фамилия не выяснена). Вскоре на их горизонте появился известный авантюрист Григорий Семенов, колоритно описанный Виктором Шкловским в его “Сентиментальном путешествии”.
Именно он снабдил группу Рудзиевского оружием и свел Каплан с Донским.
О самом покушении написано столько, что ничего нового тут, пожалуй, и трудно сказать. Наиболее убедительными представляются выводы, сделанные в 1989 году американским исследователем Семеном Ляндресом: “Кто бы ни покушался на Ленина 30 августа 1918 года, невозможно идентифицировать личность покушавшегося либо какую-либо группу, которая могла стоять за этим актом… Невозможно также определить, была ли Каплан заговорщицей или случайно оказалась тем вечером на заводе Михельсона в момент покушения… Заговорщики могли послать ее на фабричный двор… не стрелять в Ленина, а в качестве своеобразного “пушечного мяса”, отводящую опасность ареста от истинных убийц. Воспитанная на русской революционной традиции, в которой высшим свидетельством долга и преданности была готовность самопожертвования, Ф.Каплан (подобно многим до нее) “стала не террористом-убийцей, а жертвой самой себя”…
Эхо
Свою речь на митинге 30 августа Ленин заключил энергичной фразой: “У нас один выход: победа или смерть!” Спустя несколько минут на заводском дворе прозвучали выстрелы.
Задумаемся над главным вопросом, встающим перед каждым историком в связи с покушением на Ленина: а появилось бы на свет печально известное постановление СНК “О красном терроре”, не будь выстрелов на дворе завода Михельсона? К этому моменту уже пролилась кровь Урицкого. Ранее в Петрограде был убит Володарский. 28 августа 1918 года на заседании Петросовета было объявлено о сорвавшемся покушении на Зиновьева. Центральные газеты конца августа — начала октября пестрят сообщениями о всевозможных заговорах. Атмосфера нарастающей истерии в качестве прелюдии к началу “якобинского” периода революции — налицо.
Другое дело, что роковые выстрелы в Ленина и прямое отношение к ним женщины по фамилии Ройтблат (что в переводе означает “Красная кровь”) носят прямо-таки мифическое значение. Никакому Фрейду не пришло бы в голову такое! Можно, конечно, строить версии о некой мистификации со стороны кого бы то ни было (почему бы и не со стороны булгаковского Воланда?), но жизнь увлекательнее самой невероятной выдумки…
С легкой руки итальянской социалистки Анжелики Балабановой была пущена в ход версия о том, что Каплан не была расстреляна. Балабанова ссылалась на слова Ленина, сказанные ей после 30 сентября 1918 года (когда она приехала из Стокгольма): “Центральный Комитет решит, что делать с этой Каплан…” Впоследствии “утка” Балабановой вовсю летала по политизоляторам и тюрьмам. Многие слышали о том, что кто-то, дескать, видел Каплан там-то и там-то.
Этой легендой заинтересовался однажды даже заместитель наркома внутренних дел Фриновский. Ответы из запрошенных им тюрем пришли, разумеется, отрицательные. Вместе с тем, и в 37-м, и позже шла настоящая “охота на Капланов”. В одной из депеш в МГБ СССР докладывали: “Обнаружена Каплан Фаня Львовна с мужем Капланом Владимиром Ароновичем и дочерью Каплан Марианной Владимировной. Сообщили осведомитель Ася и источник Мышкина”. Кто знает, скольким людям стоила жизни их фамилия. Неизвестно, правда, попали ли в сети НКВД настоящие родственники Фейги Ройтблат. Вопрос интересный, но риторический.
На сегодняшний день есть три версии ее ухода из жизни.
Первая изложена в “Записках коменданта московского Кремля” П.Малькова. Вторая обнаружена историком С.Шумихиным в одной из записных книжек В.А.Кадашева-Амфитеатрова: “Оказывается, она все время в камере молчала, лежала на койке, повернувшись носом к стенке и не произносила ни одного слова. Расстрел ее был обставлен великой торжественностью: вдруг распахнулись двери и на пороге появились латыши, волочившие за собой громыхавший пулемет… На их возглас Каплан встала и молча, не глядя на сидевших вместе с нею женщин, закуталась в большую черную шаль и пошла вслед за латышами…”
И наконец, третья версия — мемуары одного из латышских стрелков: “Я видел, как это было … Идет Павлик с пистолетом. Рядом женщина, молодая. Черные волосы, красивая, глаза немного выпуклые. Еврейки, когда они молодые, очень красивые бывают.. Что-то говорила, но не умоляла, нет. Я думаю, она знала, куда он ее ведет. Мальков загнал ее в ворота, такие неживые, немые ворота были, они только с одной стороны выглядели, как ворота. Специального места для расстрела в Кремле не было. Он выстрелил раза два… Я думаю, Мальков расстрелял ее сам, без суда, а документы потом оформил. Он ее получил, должен был, наверное, отвезти куда-то, а вместо этого расстрелял… Было это, чтоб не соврать, летом. После обеда…”
Так (или почти так) оборвалась земная жизнь той, которая вошла в историю под именем “Красная кровь”.